Выпуск №26







Содержание:

Нам 1 ГОД.

20 апреля прошлого года увидел свет первый номер «Знай наших». Короче говоря, газета, которая сейчас перед вами, - нынче именинница. Ей исполнился ровно год. И спасибо за внимание всем, кто регулярно или от случая к случаю обращается к «Знай наших». А большего и сказать пока нечего. Будем жить дальше. Расти. Обретать себя. А там что получится. Всего всем доброго и хорошего.


Максим очень любит стоять на голове.
Максим Зоненко родился 20 апреля, то есть в один день с газетой «Знай наших». Но если газете нынче исполняется всего год, то Максиму – целых пять.
Творческая биография вундеркинда началась полгода тому назад, когда отец прихватил его с собой на репетицию группы «Техна-дэнс». Теперь Максим занимается брейком регулярно, став своим человеком в этом интересном и дружном коллективе. Ну а Эльнур Сафаров для него всё равно что крестный отец. Редко какое выступление популярной молодёжной группы обходится без него. Ребята без того зажигают будь здоров, под сплошные аплодисменты, а с каждым выходом юного любимца зрителей, их выступление вообще превращается в сплошной фейерверк. В свои пять лет Максим овладел азами модного танца не хуже старших партнёров, которые, кстати, всегда и во всём готовы помочь мальчишке. Особенно любит Максим стоять на голове.
- Поначалу мы с мужем, конечно, очень волновалась за сына, - рассказывает мама самой юной звёздочки районной эстрады Екатерина Зоненко, - но теперь привыкли. Видим, что ему нравится заниматься, выходить на сцену. Максим буквально живёт брейком, пытается даже младшего братишку учить.
С днём рождения, Максим! Продолжай и дальше в том же духе, чтобы знали наших!


Актуальная тема: полный консенсус?

Татьяна Ясная: «Убрать языковый барьер».
Хочу высказаться по проблеме, которая не только мне не даёт покоя, но и многим другим людям. Это – языковая проблема. Не все обладают Божьим даром быстро освоить даже свой родной язык. Тем более непросто овладеть языком другого народа, да ещё сразу, в один присест. Правильно, казахский знать нужно. Но не следует перегибать палку в этом вопросе, если мы хотим добиться увеличения количества полноценного работоспособного населения. И, если определенными преимуществами при поступлении на работу будут пользоваться владеющие языком титульной нации, то не владеющие им будут вынуждены покидать насиженные места и искать счастья на чужой стороне. В первую очередь это касается профессионалов, мастеров своего дела, которых везде встретят с распростёртыми объятьями. А с кем останемся мы?
Вы только вспомните, господа, на сколько уменьшилась численность рабочеспособного населения на всём постсоветском пространстве за последние годы? Значит, кому-то было выгодно затевать под благородными лозунгами перестройки экономический развал. Не пытается ли кто-то и сегодня повторить пройденное, строя между народами нашей страны так называемый языковый барьер? Только не пришлось бы нам всем со временем при таких подходах изучать английский или китайский…
Наш президент не устаёт повторять, что в Казахстане должны царить мир и согласие между всеми народами, населяющими страну. В реальной же, повседневной жизни не всё получается так гладко. Значительная часть русскоязычного населения в последнее время испытывает большое беспокойство за судьбы своих детей и внуков.Так давайте же всеми силами крепить мир и межнациональное согласие, поднимать общими силами нашу экономику на благо всех казахстанцев.
п. Карабалык


Дарига Назарбаева: «О развитии казахского языка».
Нельзя гнать с государственной службы людей, не владеющих казахским языком. Это будет такая провокация, такое преступление против своей страны и государства, которые допускать нельзя. Если мы будем оценивать талант человека, уровень его мастерства и профессионализма, исходя только из критериев знания государственного языка, то куда мы придём? У нас и так переманивают специалистов и в Россию, и в Америку. На первое место надо ставить интеллектуальные возможности, талант и мастерство. Американцев языковой вопрос не заботит. Перегибы в этом вопросе могут побудить представителей другой национальностей покинуть Казахстан. С кем мы тогда останемся? Нас и так мало? Чтобы решить проблему казахского языка, нужно начинать с детей. Нам нужны фильмы и мультфильмы на казахском языке. У нас нет писателей, за книгами которых стояли бы очереди. Мы на «Хабаре» хотели снять мультфильмы на казахском языке, но нет талантов, владеющих языком. Чтобы государственный язык был широко востребован, нужно работать. Надо переводить современную науку и культуру на казахский язык. Надо создавать качественные детские сады, где бы дети учили казахский как родной. Мы, казахи, должны начать с себя.
«Наша газета», 5 апреля 2007 года.


Четкая программа действий.
Отзыв на Послание Президента Республики Казахстан.

В традиционном Послании Президента намечен широкий спектр вопросов, касающихся всех сторон жизни как общества в целом, так и каждого гражданина. Президент поручил правительству принять ряд конкретных мер по улучшению социального обеспечения материнства и детства, повышению размеров пенсий, по дальнейшему совершенствованию системы оплаты труда бюджетников.
В числе первоочередных задач органов юстиции названы: развитие правовой базы и правоприменительной практики по укреплению института частной собственности и контрактных отношений; воспитание уважения к ним на всех уровнях, в том числе используя всевозможные рычаги государства, образовательной и судебной систем. Все госслужащие почувствуют непосредственно на себе грядущие изменения по модернизации политической системы и реализации дальнейших системных демократических реформ, а также результаты предстоящего ускоренного проведения административной реформы. Президент подчеркнул, что предстоящие изменения уже сегодня налагают дополнительную ответственность на госслужащих за вверенный им участок работы, требуют качественного, грамотного, высокопрофессионального подхода к своим функциональным обязанностям.
Таким образом, Послание Президента, являясь программным документом, дает не только ясную и четкую программу действий, но и большее - надежду, которая вдохновляет общество и дает ему веру в себя и свое будущее.
Э. КУЗЕНБАЕВ, начальник Управления юстиции Карабалыкского района.


ПРОЦЕСС ПОШЁЛ.

12 апреля начались работы по реконструкции улицы Ленина. За это время на большей половине будущего проспекта снято твёрдое покрытие. По словам акима райцентра С. Левицкого, снятый асфальт будет использован для так называемого ямочного ремонта улицы Рабочей и для внутренних нужд ТОО «Ак Бидай - агро», техника которого занята на работах. Почему именно Рабочей повезло, не знаю. Разбитых улиц в Карабалыке не счесть. Чего стоит хотя бы ямина на «штуку баксов», по выражению одного из автолюбителей, у перекрёстка улиц Космонавтов и Павлова. Не стало также одной из трёх крытых автобусных остановок, сооруженных на улице Ленина в конце 80-х годов. Идея их строительства, помнится, возникла у тогдашнего районного руководства после очередного не то областного, не то республиканского семинара. Строились они силами предприятий райцентра и за их же счёт, или, как сегодня говорят, с помощью привлеченных средств. «Привлекались средства», конечно, в приказном порядке. «Ты там построишь, а ты там!»- командовали начальникам поменьше начальники побольше. Младшие брали под козырёк, «изыскивали» средства и возводили фактически никому не нужные, так толком за всю историю своего существования, и невостребованные «малые архитектурные формы». Ну, да что там старое вспоминать!


Елена Орехова: «Надеюсь быть нужной и полезной своей Родине».

За последние годы из района в поисках счастья и лучшей доли в ближнее и дальнее зарубежье уехало столько людей, что невольно стало складываться впечатление, что живём мы у дороги с односторонним движением. Всё провожаем и провожаем, а если и встречаем кого, то лишь недолгих мимолётных гостей… Даже некую ущербность свою начинаешь ощущать от того, что самому ехать некуда. Или, наоборот, есть куда, и зовут настойчиво – зазывают, но, как сидел всю жизнь, так и сидишь сиднем в своих палестинах - никуда не рыпаешься, ничего за буграми не ищешь. Мол, везде хорошо, где нас нет.И всё же не всё от нас едут – уезжают. Бывает и возвращаются…
Елена Орехова родилась, выросла и получила среднее образование в Житикаре. Отец её Владимир Григорьевич и вовсе – человек свой, нашенский, комсомольский. Нет, наверное, такого старожила, который бы маму его, Татьяну Васильевну Орехову, педагога-ветерана, не знал. Она и сегодня живёт в Карабалыке. Так вот. Десять лет тому назад родители Лены, понятно, с ней вместе, перебрались в бывшую столицу нашей бывшей большой страны - Москву. И устроились там, прямо скажем, неплохо. Достаточно сказать, что отец девушки является владельцем одного из столичных юридических центров, занимающегося в основном недвижимостью. Нашлось, в том центре, конечно, дело и Елене. Работала специалистом по делопроизводству у частного московского нотариуса, помощником адвоката, даже собственную фирму имела, малым бизнесом в сфере услуг занималась. Успела и высшее образование получить, окончив вечернее отделение Московского Государственного открытого педагогического университета имени М.А. Шолохова по специальностям «практический психолог, преподаватель психологии».
Короче говоря, десять московских лет не пропали для Елены Владимировны Ореховой даром. Многое увидела, узнала, многому научилась. Вот только с Москвой и москвичами, которых она вслед за Булгаковым называет испорченными квартирным вопросом, что-то у девушки не заладилось. Никак не могла Елена Владимировна привыкнуть, приспособиться к бешенному темпу жизни мегаполиса, суетному, склочному, бездушному существованию окружающих. Да плюс ко всему знаменитый московский апломб, ставшее притчей во языцех высокомерное отношение ко всяким приезжим - пришлым.
- Даже не ожидала, насколько мы все, не коренные москвичи, здесь чужие, - говорит Лена. - Смотрят на нас, относятся к нам, как к нечто второстепенному, незначительному, пустяшному. Состоятся как личность, раскрыть все свои возможности в таких условиях чрезвычайно сложно. И если я такая, как есть, не нужна Москве, то зачем мне такая Москва, спрашивается?
С тем села на поезд Елена Владимировна, и на манер Чацкого - вон из Москвы! Благо, было куда ехать. И вот уже несколько месяцев живёт она в Карабалыке, у бабушки. Скоро должна получить вид на жительство, не прочь и гражданство наше принять, если, конечно, знания, умения и навыки, которыми она обладает, окажутся у нас востребованными. А знает и умеет Орехова, как уже говорилось немало. Сферы её профессионального интереса: менеджмент по подбору кадров, маркетинг, менеджер по продажам, стратегический менеджер, управленец. Но лично мне после наших встреч-бесед Лена видится где-то в общественных, некоммерческих организациях, исполняющей обязанности, которые были бы сродни миссионерским.
- В принципе, меня не смущает, не страшит любая работа, кроме той, которая мне не нравится. Потому хотелось бы найти такую, где я в большей мере могла бы реализовать весь свой потенциал, была бы больше нужна и полезна своей Родине.
И слово это «родина» звучит в её устах как-то не по-нашему тепло и даже возвышенно. Как синоним надежды. Той самой «истинной надежды», которая, по словам глубоко почитаемого Еленой Преподобного Серафима Саровского, «ищет единого Царствия Божия и уверена, что всё земное, потребное для жизни временной, несомненно дано будет».


Оставьте в покое Сералина!

Властями уже неоднократно озвучивалось намерение после проведения реконструкции переименовать улицу Ленина райцентра в проспект имени Сералина. Я считал и считаю, что делать этого нельзя в силу нашей нравственной, моральной ответственности перед памятью о тех, кто за себя уже постоять не может. На мой взгляд, переименование улицы Ленина в улицу Сералина станет таким же оскорблением памяти Сералина, как и недавняя установка памятника ему на пьедестале, специально освобожденном для этой цели от ленинского монумента. Может быть, излишне щепетилен, но по мне - это всё равно, что заменить имя, выбитое на надгробье, на другое.
И потом. Как бы не относились к этому факту, но Мухамеджан Сералин был первым казахом-коммунистом Костанайщины, активным проводником ленинских идей в казахский аул ещё с дореволюционных времён и не менее активным, не рядовым участником социалистических преобразований. О том, как относился сам Сералин к вождю пролетариата, прекрасно говорят приводимые здесь фрагменты из его статей и стихотворный плач по Ленину, который достойно перевести на русский у меня пока не получается. Возвысить себя, унизив тем самым своего вождя – такое самому Сералину и в страшном сне не могло присниться.
Да и вообще что-то не очень понятное происходит. На фоне неустанно декларируемого отречения от коммунистического прошлого меняем памятник одному коммунисту на памятник другому, лишаем улицу имени одного коммуниста, чтобы назвать его именем другого коммуниста.
Будто нет других способов увековечить память именитого земляка, тем более, что одна из улиц райцентра уже носит его имя. Например, издать наконец массовым тиражом его произведения, тем более что их не так уж и много сохранилось, регулярно проводить сералинские педагогические чтения или учредить премии его имени для молодых талантов. Нет! Нам проспект подавай…


Мухамеджан Сералин о В.И.Ленине
«Свет светильника, зажжённый товарищем Лениным, озарил самые тёмные уголки земель угнетённых национальностей и воспламенил потухшие огни надежд у униженных и подавленных. Если подумать обо всём этом, тогда т. Ленин предстаёт, как человек величайшего ума и выдающийся покровитель угнетённых. Питать уважение к памяти таких мужей, как и при их жизни – святой долг трудящегося класса».
«Когда я прочитал книгу Ленина «Что делать?» и «Манифест коммунистической партии» - мне показалось, что какой-то новый луч солнца озарил мой ум».


Михаил Боронин о памятнике Ленину и унтах для Брежнева.

«БУТЫЛКА В ФУРАЖКЕ ЛЕНИНА БЫЛА, НО НАХОДИЛАСЬ ТАМ НЕДОЛГО».

Автор настоящей публикации - старожил райцентра М. А. Боронин, должность которого по жизни была одна: рабочий человек. Интересно и увлекательно рассказывает Михаил Алексеевич известное только ему одному о событиях, известных всем. О знаменитых и не очень людях, с которыми ему довелось делать одно дело. На мой взгляд, сегодня перед вами – одна из лучших публикаций «Знай наших». И большое спасибо Михаилу Алексеевичу за неё. По возможности я стремился сохранить все особенности авторского стиля изложения.


Наступил 1977 год. Вся страна готовилась отпраздновать 60-летие Октября. Бюро нашего райкома партии решило к этой дате поставить памятник Ленину на центральной площади. Ещё в 1976 году обозначили место будущего памятника камнем и стали всем районом собирать на субботниках деньги на Ленина. В Москву договариваться со скульптором послали Н.И. Хмеленка, возглавлявшего тогда коммунхоз. (Хмеленок, кстати, вскоре был уволен, без права на работу в районе, за неосторожные слова, высказанные главе района по поводу расхода средств, собираемых трудягами). Николай Иванович договорился с известным скульптором Николаем Андреевичем Щербаковым и привёз с собой метровую модель будущего памятника.
Местом для увеличения модели выбрали МТМ птицефабрики. Из Москвы прилетели увеличители (профессия такая). Разметив модель точками и пронумеровав их, стали варить каркас будущего памятника. Сварщиком был кто-то из рабочих фабрики, а кто именно, не помню. Я тогда работал в коммунхозе. В один прекрасный день вызвал меня вместе с другим рабочим Мигутиным к себе прораб Н. Крылов. Посадил в машину и привёз на птицефабрику. Познакомил с москвичами и сказал: «Вот ваше рабочее место!». И стали мы месить огнеупорную глину и лепить её на каркас памятника. Чтобы глина не проваливалась, изнутри обшили каркас досками. Сколько дней мы лепили, не помню, но памятник из глины получился неплохой. Закончив свою работу и получив расчёт, увеличители уехали. Мы стали ждать Щербакова, дважды в день поливая модель водой, чтобы та не высохла и не потрескалась.
Однажды, когда мы как раз усердно занимались поливом, в МТМ зашёл мужчина в шарфике и беретке.
- Как дела, мужики? И почему пьём воду? (Мигутин как раз пил воду из шланга), - сказал он прямо с порога. – Давай, раскрывай памятник, а ты, - обратился ко мне, протягивая деньги, - сходи в магазин и возьми на все сухого вина.
Так мы познакомились с Николаем Андреевичем Щербаковым. И началась работа. Загнал он меня на леса с лопатой, а сам снизу, отойдя подальше, покрикивает:
- Видишь? Здесь руби (показывает на себе, где именно «здесь») и не стесняйся… А теперь здесь лепи…
Покричит, покомандует, потом сам взберётся на голову, что-то там поправит, слезет и вновь на меня покрикивает. А Мигутин, он мне в отцы годился, поворачивал модель, которая стояла на вращающейся вокруг своей оси платформе. И так дня четыре. До обеда работаем, потом – домой. «Глаза устают, - говорил Щербаков, - голова начинает болеть». После обеда он заходил ко мне домой, и мы с ним шли на речку, а с речку – в баньку, которую он очень любил.
Закончив доработку, Николай Андреевич пригласил фотокорреспондента сфотографировать модель, сравнивал фотографии с малой моделью. А потом сказал фотографу, чтобы все снимки были уничтожены, мол, это рабочие фотографии, нечего их хранить. Районное начальство, прежде всего, первый секретарь райкома А.В. Федякин и председатель райисполкома В.П. Гапон, навещали нас чуть ли не каждый день, следили, как идут дела. А потом собрали художественный совет, всё районное руководство, и порешили: памятнику быть. Метровую модель мы с Николаем Андреевичем увезли ко мне домой, а он сам улетел в Москву за рабочими – форматорами. Мы же с Мигутиным, ожидая их, всё неустанно поливали глиняную модель.
Но вот наконец форматоры: Владимир Петрович Кожухов и Борис Александрович Румянцев приехали и начали снимать с глиняной модели форму по частям. Сначала закрепили её медицинским гипсом. Причём разводили гипс в разрезанном пополам детском мячике, а потом раствор плескали на модель. Ведь много гипса сразу не разведёшь – быстро застывает, а так если что и застынет, мяч вывернул и - мяч чистый. Чтобы разделить модель на части, брали жестяные пластины и вставляли их в модель, смазывая их при этом солидолом, растворённым в соляре, так называемым шамотом. Сняв гипсовую форму, нужно было отлить затем бетонную форму, чтобы по ней чеканить в металле. По технологии модель из гипса надо было отлить во всю высоту памятника. Но времени было мало, и мы отлили отдельно две ленинских головы: одну из гипса, другую – из бетона.
Обедали мы в столовой МТМ, получая талоны по 20 копеек. Готовили повара вкусно, но однообразно, потчуя почти всегда утками. В выходные дни столовая не работала и нам на дом выдавали по две утки. Щербаков, когда был с нами, тоже наравне со всеми получал эту пайку. Только он всегда отдавал уток мне, чтобы я их передал своей супруге с просьбой что-нибудь приготовить. Людмила их, как говорится, и варила, и парила, и в духовке жарила. Но больше всего Щербакову нравился бешбармак.
Когда приехали чеканщики Василий Нечаев и Володя (фамилию, увы, не помню), бетонную модель перевезли на завод, оборудовав мастерскую позади экспериментального цеха. Проблема заключалась в том, что никто не знал марки нержавеющей стали, из которой можно чеканить памятник. Первая партия нержавейки оказалась жёсткой. Её решили отжечь. Таких больших печей на заводе не было, и сталь обожгли на Троицком дизельном заводе. Но листы получились чёрными и их забраковали. Так получилось потому, что наш памятник был всего второй памятник из нержавейки на весь Советский Союз. Первый установлен в Ленинабаде. Мне его, кстати, довелось увидеть несколько позже, когда ездил туда за мраморной плиткой для Бурлей.
Привезли другие листы стали, и они подошли. Володя и Вася объяснили нам с Мигутиным как надо чеканить. Вроде, ничего сложного: берёшь лист, вырезаешь по размеру, накладываешь на бетонную модель, закрепляешь и бей себе молотком. Но вскоре стали болеть кисти рук. Приехали врачи, осмотрели нас с Мигутиным и велели забинтовать кисти эластичным бинтом. Забинтовали, и пошла работа дальше. Завод помогал всем и во всём, оперативно изготавливая по просьбе бригадира все необходимые нам приспособления. Обращались мы, как правило, напрямую к директору завода Медведеву. А сварщиком на аргонной сварке к нам был приставлен Волков Владимир. На первых порах они на пару с бригадиром находили время и на, так сказать, побочный заработок, умело «клепая» из кусков нержавейки плоские фляжки – баклажки, которые быстро расходились.
Наконец все детали памятника были отчеканены. Я привёз из дома модель памятника и мы начали сборку. Это оказалось непросто. Внутри памятника проходят две вертикальные трубы от ног до макушки. К ним и нужно было уголками крепить листы с фрагментами. Работать внутри памятника было неудобно. Листы приходилось крепить не по порядку, а выборочно. Внутри памятника я, Василий Нечаев и Мигутин работали по очереди. Бригадир находился снаружи и команды нам подавал через переговорное устройство. Голову Ильича бригадир отчеканил, но почему-то не сваривал. Приезжали Федякин с Гапоном и всё спрашивали за голову. Бригадир показывал заготовки, но почему-то тянул время до конца сборки фигуры.
Так как нам не удалось хорошо закрепить каркас изнутри, то едва не сели в калошу. Уже почти готовый, но безголовый памятник вдруг перекосило вправо. До открытия памятника оставались считанные дни и мы работали, не уходя домой, дремали по очереди в термичке. Приехал Николай Андреевич и стали мы мозгами шевелить, как исправить положение. Вскоре с помощью верёвочной скрутки памятник удалось выровнять, но под правой ногой и полой пальто получилась гофра (складка). Пробовали выровнять её, да ничего не получилось, и тогда поставили на том месте заплату (её и сейчас видно). Сварщик Волков уволился. С его сменщиком, фамилию которого опять же не помню, довели дело до конца. Зачищать швы после сварки прислали рабочего из АТЭП (фамилию забыл). При зачистке шва разорвался камень наждак и рассёк рабочему щёку, оставив тем самым ему отметку на всю жизнь.
Строили памятники, как вы сами понимаете, не ангелы с крылышками, а обыкновенные работяги. Москвичи все, как один, отметились в нашем вытрезвителе. Не обошёл он и нас, местных. Случилось это 6 ноября. Монтажники завода подготовили памятник к транспортировке памятника на площадь в стоячем положении. Транспортировали его поздней ночью, обвязав верёвками. Милиция выставила оцепление. Выехав с завода, мы с Щербаковым заехали к нему в гостиницу, где понемногу выпили и он дал мне две бутылки водки с собой угостить ребят. Пока памятник монтировали, нас с ребятами в райкоме Федякин тоже угощал водкой и поил горячим чаем. На улице было холодно, и монтажники тоже то и дело забегали в райком погреться и попить чаю. Не успел Федякин нас проводить домой, как возле «Детского мира» взяли меня под белы рученьки и отправили в «трезвяк». Утром 7 ноября, рано подняв, менты вернули мне бутылку и приглашение на трибуну. На площади подхожу к Щербакову с Федякиным, а они спрашивают, почему я в рабочем на праздник заявился. Я и объяснил им почему. Федякин велел Гапону разобраться и чтобы никаких бумаг на производство. Разобрались: лишили тринадцатой зарплаты.
Деньги москвичи и я с Мигутиным получали в коммунхозе. Не знаю, по сколько им выплачивали, а нам – по 130-140 рэ в месяц. Правда, после открытия памятника получили мы с ним ещё по 250 рублей. Форматоры, когда уезжали, скинувшись, дали мне 300 рублей, а один, сняв со своей руки, подарил на память часы. В.П. Гапон обещал по окончании всего ещё по полушубку за наши деньги, но при дележке нам тех полушубков так и не досталось.
Для того, чтобы протереть мраморную плитку на пьедестале, привезли флягу спирта. Так протерли: кто в корыто с раствором угодил, а кто и на машине в свои ворота закрытые заехал. Мы от того спирта были далековато, но и нам немножко перепало. После открытия Федякин подозвал к себе Ефименко, сменившего Хмеленка, показал на нас и распорядился идти с нами, куда только пожелаем. В ресторан мы не захотели, набрали всего и пошли в гостиницу отмечать. После праздника Н.А. Щербаков сказал мне, что могу забрать на память метровую модель Ленина, но, когда попытался вывезти её с завода, остановил Медведев. Мол, здесь делали памятник, здесь пусть модель и останется.
На другой год памятник закрыли на доработку. Нужно было обработать швы кислотой и заварить отверстия на голове, через которые краном поднимали и устанавливали. После произведённых работ заметили трещину на правом плече. Сварку аргонную к тому времени уже разобрали, и тогда развели густо серебрянку, вырезали кусок плотного картона и, обмазав картон краской, подняли меня с ним на кране заделывать трещину. Не знаю, заварили ли ту трещину потом, или, может, по сей день так стоит.
Да, вот ещё о чём нельзя не сказать. Слагали байки по посёлку, будто бы в фуражке у Ленина лежит бутылка. Бутылка водки и впрям там была, но когда мы устанавливали голову, Василий Нечаев достал её: очень она нам тогда требовалась. Так что в ленинской фуражке ничего нет. Связь с Щербаковым я не терял. Ездил к нему неоднократно: и когда был в отпуске, и когда посылали в Москву от завода за крепителем для литейки. Расскажу об одной из таких поездок. Николай Андреевич делал мраморный бюст Брежнева к его 75-летию по заказу Актюбинского обкома партии. ( Кстати, по заказу тех же актюбинцев, Щербаков изготовил к 70-летию Кунаева барельеф с профилями Кунаева и Брежнева, обращенными друг к другу). Утром приехал секретарь из Актюбинска посмотреть бюст и остался доволен.
- А это кто? – спросил актюбинец, заметив меня.
Узнав, что я из Кустаная (Щербаков меня почему-то всем представлял как своего племянника), гость сообщил нам о том, что сняли Бородина. Якобы за то, что он отказался сдать в счёт очередного казахстанского миллиарда семенное зерно. Мол, без того область выполнила полтора плана. Затем актюбинец пригласил меня поехать с ним в ЦК дарить подарки. На вопрос, кто меня туда пустит, тот ответил так: «Пойдёшь от трудящихся! Только паспорт с собой захвати». Рассказал он нам и о том, что вместе с бюстом Леониду Ильичу актюбинцы собираются подарить ещё и волчьи унты с золотой пластинкой «Актюбинский обком партии», а то, мол, Брежнев обижался, что все ему только одни бюсты и дарят, могли бы и чем другим порадовать.
- Попал, выходит, Актюбинский обком под каблук, - ляпнул я, не подумав, тут же нарвавшись на строгое предупреждение нигде больше так не говорить.
До ЦК еще оставалось время, и мы с Щербаковым поехали к знаменитому советскому скульптору Александру Павловичу Кибальникову, которого Щербаков по-свойски называл дедом. Познакомились, сели за стол. Я увидел большую фотографию памятника Сталину и спросил, что это. «Всё, что осталось от хрущёвской оттепели», - ответил Кибальников, который, как оказалось, именно за этот снесённый памятник получил в своё время Сталинскую премию. Заговорили о Брежневе, его юбилее.
- Я частенько бываю в Кремле, - заметил Кибальников. – И всё думал, что Брежнев без бумажки слова сказать не может, а однажды он нас целый час стоять заставил, пока говорил.
- А как там, в Кремле? – поинтересовался я у него.
- Миша, вы смотрели «Трёх мушкетеров»? Вот так и в Кремле. Интрижки и борьба за власть.
Мы уже уходили, когда Кибальников остановил меня. И со словами: «Что бы подарить тебе, Миша из Казахстана? – протянул алюминиевый бюст Ленина. – Вот разве его, больше нечего».
На встречу в ЦК из-за пробок на улицах мы опоздали. Актюбинский секретарь потом нам рассказал как было дело. В брежневской приёмной бюст сначала просветили и унесли в одну из дверей. Унты унесли в другую дверь. Через некоторое время вышел человек и сообщил, что унты подошли, и Леонид Ильич сказал спасибо. На этом вся церемония вручения подарков и закончилась. На другой день Щербаков уговаривал меня посетить Большой театр: «Сядешь в директорскую ложу, посмотришь на жён и отпрысков правителей, обвешанных бриллиантами». Я не соглашался, мечтая попасть в Театр эстрады на бенефис Пугачевой. С помощью знакомого Щербакова полковника с Петровки, 38, вроде бы договорились с администратором о контрамарках, но когда пришли в театр, администратора так и не нашли. Наверное, скрылся. Много таких желающих, как мы, наверное, у него было.
Так и не попав ни в Большой театр, ни в театр эстрады, отправился я домой с пятью палками финского сервилата, коробкой доселе невиданных мной конфет и бюстом Ленина, подаренным Кибальниковым. Мой дядя Николай Алексеевич Проскуряков, работавший тогда заведующим райфо, выпросил тот бюст себе в кабинет. Обещал вернуть, уходя на пенсию. Но не вернул. Так видно где-то там в райфо кибальниковский подарок и затерялся, если не сдали на цветмет.
Жалко, конечно, что убрали Ленина с площади. Он был как визитная карточка Комсомольца. Но нет уже Союза, и Комсомольца нет. Всё поменялось, и, может быть, всё так и должно быть…

Наш человек в столице Сибири.

Хорошее не забывается.
Этот солидный господин за столом – Сергей Викторович Долматов, заместитель генерального директора Омского ООО «Сибирский дом».
На нижнем снимке – он же в компании своих одноклассниц бывшей учительницы и супруги Людмилы Владимировны. Долматов, как и многие его ровесники, окончил одновременно сразу не одну, а две полных школы: общеобразовательную, имени М. Горького, и спортивную. Нынешняя его административная карьера начиналась, пожалуй, тоже со школы, где он был старостой класса, членом комитета комсомола, председателем ученического комитета. Не был на последних ролях Сергей и в баскетбольной команде. Играя, как правило, в основном составе, хоть в защите, хоть в нападении если и ошибался, то крайне редко. Словом, можно было положиться на парня. Собранность, дисциплинированность, самостоятельность, воспитанные в семье и развитые в школе, очень помогли Сергею как в годы учёбы в Днепропетровском высшем зенитно-ракетном командном училище ПВО, так и в годы службы.
А служить Долматову выпало в районе города Печоры российской республики Коми, или, по собственному его определению, как раз в том самом месте, где Макар телят не пас. От лейтенанта – начальника одного из расчётов ракетного комплекса дослужился до капитана – командира роты. Звание майора Долматов получил уже на другом месте службы, где после расформирования ракетной части ему, боевому офицеру, пришлось валить лес, чтобы дотянуть до выслуги.
- Если бы не разогнали, служил бы до отставки, - говорит Сергей Викторович. – Могучий комплекс был С-200, очень «умные» ракеты. Ни одной воздушной цели от них было не уйти.
В 34-летнем возрасте, имея за плечами 16 лет службы плюс 4 льготных северных года, отправился майор Долматов в запас. Но на пенсии засидеться отставнику не дали. Молодые, тёртые мужики с крепкой армейской выучкой в России, как правило, без дела не засиживаются. Почти 5 лет проработал Долматов заместителем директора крупного промышленного предприятия в Ухте, пока не перебрался в Омск за тот самый стол, за которым вы видите его на снимке.
«Сибирский Дом» - предприятие в Омске не из последних. Специализируется оно на трёх основных направлениях деятельности: туризме, строительстве и торговле недвижимостью, эксплуатации ряда крупных культурно - досуговых центров. Туристские маршруты связывают «Сибирский дом» со многими всемирно известными здравницами. Его строительные подразделения, из года в год увеличивая количество заказчиков, успешно возводят и реализуют элитные жилые многоэтажки, офисные здания, коттеджи. Да и строительство одного из крупнейших в России ледовых дворцов для известного хоккейного клуба «Авангард» ведёт сегодня тоже «Сибирский Дом». В распоряжение общества - современный гостиничный комплекс в Омске, и так далее, и так далее.
- Омск – прекрасный, зелёный город с населением более одного миллиона человек, - рассказывает Сергей Викторович.- Причем, стремительно развивающийся город. С какой стороны не заезжай, – первое, что увидишь – стройплощадки. Немало у нас и «казахов», как здесь называют всех выходцев из Казахстана, независимо от национальностей. Кстати, Омск – единственный после Москвы российский город, в котором есть консульство Казахстана.
…Не скрывает Сергей, что, слава Богу, пока всё складно да ладно складывается у него в омской жизни. Хорошая работа, квартира, порядок в семье. Но родину он всё же не забывает, тем более, что в Карабалыке живут родители супруги, тоже в своё время человека у нас достаточно известного. Нет, нет, да и заглянут, как говорится, на огонёк. В последний приезд вот вместе с группой одноклассниц Сергей навестил Коркем Богетбаевну Айтпаеву. Поздравили бывшую свою классную руководительницу с юбилеем, как следует посидели, поговорили о прошлом, настоящем и будущем. Хорошее ведь оно не забывается. Нигде и никогда.

  • Дата выхода в печать 27 сентября 2007